Андроид

Кто придумывает мифы о прожорливости Андроида? Я вот телефон не заряжал 10 дней. Видно, что это еще не предел.

Современные черновики

Использую компьютерные символьные вычисления. Иначе на рутинные расчеты и поиск ошибок уходили бы недели.

Черновики тоже поменялись:

Зеркало для лилипутов

В продолжение темы лилипутов и страданий высокого человека:

Подчеркнутая религиозность

Сегодня в «Особом мнении»:

А.ПЛЮЩЕВ: […] Значит, история такая. Этот житель по фамилии Кривощеков работал ремонтником сварочного оборудования сервис-центра. Что произошло? Осветили сервис-центр. После церемонии он публично осудил мракобесие начальства, заявил, что христианином не является и позволил себе (я цитирую агентство Интерфакс) «смелые шутки на тему православия». После этого он был уволен по настоянию коммерческого директора. Ну и он обратился в полицию, чтобы привлечь своего бывшего начальника к ответственности. Вот такие истории у нас происходят на пермских просторах.

Л.МЛЕЧИН: Вообще нечто совершенно невероятное, конечно. Для меня, выросшего в атеистической стране, где вообще верящие люди сравнивались бог знает с кем, это сейчас звучит, конечно, совершенно безумно. Я не знаю, конечно, какова ситуация. В принципе, он должен подать в суд, конечно, выиграть его автоматически, потому что я не представляю себе, чтобы в его контракте было записано, что он не имеет на это право или чтобы Конституция отрицала за ним право высказываться, в общем, на любые темы. Он же не оскорблял там никакого человека. Ну что ж.

А.ПЛЮЩЕВ: Понятно же, что, несмотря на то, что я сказал, что говорим мы о маленькой истории отдельного человека, на самом деле, я спрашиваю о том, что, может быть, это какой-то тренд. Потому что не религия, а скорее религиозность, может быть, даже подчеркнутая религиозность, такая, нарочитая, она как-то в последнее время, ну, мне кажется, становится трендом. Может быть, вам видится по-другому. Для того вы и здесь.

Л.МЛЕЧИН: Не, вот, судя по этой истории это становится. Мне трудно представить себе как всевышнего, так и апостолов, которые услышав бы на улице нечто такого рода, потребовали расправиться с этим человеком. Я думаю, что они вступили бы с ним в разговор и попытались бы переубедить или, во всяком случае, изложить свою позицию. Мне кажется, что речь идет о верующих людях. Мы правильно разделили здесь. Если речь идет о верующих людях, они должны в таких случаях попытаться беседовать с человеком. Но и никак это точно не имеет отношения к его работе. Как он? Слесарь на газосварочном предприятии? Ну, это точно вероисповедание точно не имеет никакого отношения к его работе.

Знаете, что произошло? Ужасная вещь. Вот те же люди, которые когда-то бегали, там, сносили храмы, кресты ломали и устраивали овощехранилища в церквах, теперь они же вешают те же кресты, которые когда-то срывали, вешают на себя, изображают из себя очень религиозных людей. Я им не верю. Я им не верю, потому что вера — вещь совершенно другая, она требует очень серьезной работы над собой, понимания христианских догматов, христианских ценностей, осознания их, понимания того, какие требования религия к тебе выставляет. Не ты к другим, а религия от тебя требует определенных вещей, в том числе и понимания. Ну, массу всего. И те, кто так поступает, мне кажется, это всё не имеет отношения к религиозности. А вот эта внешняя обрядовость — ну так же, как и раньше. Как ты без красного галстука? Как ты в пионерской дружине не состоишь? Как ты не член комсомола? Как это может быть?

Тут мне рассказывал один мой старший коллега, даже бывший начальник, как его когда-то утверждали на крупный пост в одном издании, очень известной газете в советские времена на бюро ЦК комсомола. И первый секретарь говорит «А ваша жена где работает?» Он говорит «В Доме моделей» — «Ну, она хотя бы комсомолка?» А теперь «Ну, ты ходишь в церковь?» Вот и те же самые люди это говорят.

Млечин вообще молодец, его всегда приятно слушать.

Новые вагоны метро, или страдания высокого человека

Половину своей жизни я страдаю от того, что всё вокруг рассчитано на лилипутов.

Помню тесные школьные парты. Помню специальные доски-подставки для лилипутских ножек. Помню, как приходилось выворачивать ноги, чтобы просунуть их за эти доски. Если не разогнуть колени, их охватывает сильная боль. 45 минут урока я вытерпеть не мог. Отломанная от парты подставка тоже не всегда спасала — боль пропадает, только если встать или полностью вытянуть ноги.

Ненавижу маршрутки. Чаще всего на сиденье физически невозможно поместиться. Я не жалуюсь, если в салоне можно стоять, всего лишь нагнув голову. Это более-менее комфортная поездка.

Недолюбливаю междугородние автобусы. В отличие от маршруток поместиться на сиденье обычно можно, но через полчаса начинается боль в коленках. Приходится выпускать ноги в проход. Мое самое любимое место в автобусе — в конце салона по центру. Вытягивай ноги, сколько хочешь. Иногда случается катастрофа — впереди кто-то ставит багаж или даже садится.

Терпеть не могу забитые пригородные электрички, где люди упакованы, как шпроты.

У меня противоречивое отношение к кинотеатрам. Не помню, чтобы где-то можно было вытянуть ноги, если ты не сидишь сбоку или слишком близко к экрану. К концу просмотра среднего фильма (или к середине Бенджамина Баттона) не знаешь, куда деть ноги из-за адской боли в коленках. А в течение нескольких следующих дней больно приседать.

С удивлением поглядываю на киоски с их окошками на уровне пупка. К счастью, ничего в них не покупаю.

Люблю регистрироваться на самолет через интернет. Обязательно выбираю место у аварийного выхода или сразу за бизнес-классом. Ненавижу авиакомпании, набивающие сидения в салоны в расчете на лилипутов и продающие места у аварийных выходов нормальным людям за дополнительную плату.

Иногда задумываешься о том, почему так происходит. Я ведь не самый высокий человек. Есть же люди выше меня. Тот же Прохоров, например. На 10 сантиметров. Понятно, что происходит, когда кто-то в гараже переделывает грузовой микроавтобус в пассажирский. Но в других случаях вряд ли лилипут-проектировщик, завистливо потирая ручонки, сидит и думает: «Ну сейчас-то я им покажу!». Чем еще можно объяснить двери высотой метр девяносто, я не знаю.

Недавно столкнулся с еще одной проблемой того же рода. Табло над дверью в новых вагонах метро:

С горечью отметил, что теперь нельзя стать около двери. Макушка упирается в табло (это видно на фотографии в отражении). Дополнительного пространства в 5 сантиметров хватило бы. Но какой-то недалекий лилипут-проектировщик лишил меня лучшего места в вагоне.

Нет сомнений, что в метро уютнее всего ехать прислонившись к нерабочей двери. Во-первых, там меньше толкают. Во-вторых, сзади никого нет, а это обычно увеличивает ощущение безопасности. В-третьих, прижиматься к неодушевленной вертикальной поверхности приятнее, чем в среднем к незнакомым людям. (Сидеть, конечно, тоже неплохо. Но я сажусь, если много других свободных мест, а когда они заканчиваются, пытаюсь понять, кому же уступить место.)

И совсем недавно Людвиг в метропосте рассказал, как такой кошмар происходит на самом деле:

Мы уже почти убедили друг друга, что надо вешать большую вверху, но тут пришел Тема, и сказал, что это хуйня и надо размещать так, чтобы низеньким было тоже удобно. Мельче, зато ближе, и не надо устраивать издевательство.

Потому что так обычным маглам окей, а людей-небоскребов — немного. И все равно им предстоит вон как корячиться, чтобы задать вопрос, потерпят.

Рутина 4

Рассказывал теорему Нётер.

Вычурно и нарочито

Слова «вычурно» и «нарочито» звучат вычурно и нарочито.

Язык

Ctrl + Shift — отстой, Alt + Shift рулит.

Научные степени

Сванидзе в «Особом мнении» рассуждал о фальшивых научных степенях. Цитирую длинный фрагмент почти без сокращений. Пусть висит здесь, отражая повестку дня.

К.ЛАРИНА: Есть даже подозрение, что и Владимир Владимирович Путин когда-то воспользовался услугами чужого текста. Во всяком случае, передо мной (я специально распечатала, чтобы не быть голословной) кандидатская диссертация президента Путина является плагиатом — об этом говорится в исследовании Бруклинского института Вашингтона. Они там конкретно приводят примеры заимствований и даже ссылаются на конкретную работу, откуда, собственно, все это было заимствовано и списано.

Н.СВАНИДЗЕ: Ну, Владимир Владимирович мог только улучшить ту работу, которой он воспользовался, естественно. Благодаря ему, автор той работы, которой и воспользовался, если воспользовался, Владимир Владимирович, он просто вошел в историю. Вот, ведь, в чем дело-то.

К.ЛАРИНА: Профессора Уильям Кинг и Дэвид Клиланд — теперь их имена будут известны, благодаря тому, что Путин процитировал.

Н.СВАНИДЗЕ: Вот! Кому нужен был этот Клиланд, ты мне скажи? А теперь о нем все говорят. Вопрос не только в том, что заимствовано, вопрос в том, кто заимствует. Это, понимаешь… У тебя бы заимствовал чего-нибудь или у меня Владимир Владимирович, это ж предмет гордости — внукам бы рассказывали.

Так вот. Вот то, что ты говоришь, подтверждает то, что говорю я. Я думаю, что кто-то от этого пострадает, а кто-то и не пострадает. Кому-то скажут «Знаешь, парень, клади на стол свою корочку кандидатскую или докторскую», а кому-то и не скажут. Я думаю, что, может быть, даже и тем, кто пострадает, так не скажут. Я вообще не знаю, какова технология в таких случаях восстановления справедливости.

К.ЛАРИНА: Ну, я могу тебе просто привести пример по той новости, которую прочитала минуту назад. Диссертационный совет Московского Педагогического государственного университета, где, собственно говоря, обнаружено большое количество таких плагиаторов, этот Совет был распущен, а руководитель Совета уволен из университета.

Н.СВАНИДЗЕ: Вообще ты понимаешь, в чем дело? Ведь, это песенка старая с плагиатом. Вот, если взять, скажем, историю, да? Какое огромное количество там кандидатов, докторов наук, там, скажем, партработников высокого уровня, которые в жизни отродясь не видали работ, которые они защитили? Вот, какой-нибудь там секретарь Обкома, которому клюнуло в голову или кто-нибудь подсказал там из его «шестерок», что «хорошо бы вам, Петр Иванович, докторскую».

К.ЛАРИНА: Это ты про какое время сейчас рассказываешь?

Н.СВАНИДЗЕ: Я говорю, что это старая песня. Он говорит «Да как?» — «Да никак! Вы же по совокупности. Ведь, вы… Голова-то у вас котёл, господи! Вам много ли нужно? Все в порядке!» И, действительно, глядишь: через месяц уже докторская готова, он ее защищает. Это как назвать? Заимствованием? Нет. Плагиатом? Не знаю, нет. Просто кто-то написал, то, что называлось «литературные негры».

К.ЛАРИНА: Ну, это подлог называется.

Н.СВАНИДЗЕ: Это называется подлог, совершенно верно. Мало того, я тебе больше скажу. Были даже и не подлоги. Ну, там скажем, представь себе, даже, может быть, если он своей ручкой поработал, там какой-нибудь первый секретарь условно Ярославского обкома партии защищает докторскую диссертацию где-нибудь в 70-е годы на тему «Партстроительство в Ярославской области в 1968-1971 годах на соискание доктора исторических наук». Ни одного черного шара, естественно. Это что, доктор истории?

К.ЛАРИНА: Нет, конечно. Это имитация.

Н.СВАНИДЗЕ: Это абсолютная имитация. Поэтому я тебе к чему это все рассказываю, эти байки? К тому, что вокруг кандидатских, докторских, вообще всех научных степеней в нашей стране всегда было столько мути непонятной, что здесь если начать раскапывать… Особенно если начать раскапывать степени больших начальников, если они эти степени получили, уже будучи большими начальниками. Ну, тут к гадалке не ходи.

К.ЛАРИНА: Ну, Коль, согласись, что то, что ты описываешь, это не является уже глубокой историей. Сегодня у нас (мы знаем это) сильно это распространено. За руку пока не хватали. Вот сейчас начали хватать, потому что я помню, что буквально после вступления в должность Владимира Мединского очень быстро появилась в сети информация о том, что он заимствовал свою, по-моему, кандидатскую диссертацию (боюсь ошибиться). Во всяком случае, было, да?

Н.СВАНИДЗЕ: Что-то было об этом, что-то было об этом.

К.ЛАРИНА: Но с другой стороны, сколько мы имеем за эти годы присвоения званий профессоров, доцентов, почетных профессоров, начиная там с Рамзана Кадырова и заканчивая Владимиром Жириновским? Ну, мы же прекрасно понимаем, что это не имеет никакого отношения к реальной научной работе, правда же?

Н.СВАНИДЗЕ: Конечно. Абсолютно. Абсолютно.

К.ЛАРИНА: С этим надо бороться?

Н.СВАНИДЗЕ: Надо бороться. Но вот спроси меня, как, я не отвечу.

К.ЛАРИНА: А как это происходит в цивилизованном мире?

Н.СВАНИДЗЕ: В цивилизованном мире такие вещи ловятся в тот момент, когда присваивается степень. То есть вот такие вещи… Во-первых, сейчас это вообще ловится легко.

К.ЛАРИНА: В интернете есть система Антиплагиат.

Н.СВАНИДЗЕ: Абсолютно. Есть система Антиплагиат. В цивилизованном мире никакой начальник, я еще раз повторяю, или депутат Государственной Думы, даже если он представляет партию власти (сейчас в цивилизованном мире нет понятия «партия власти»), он абсолютно не имеет никакой страховки: или ты пишешь, или ты не пишешь. Если пишешь не ты, это так или иначе всплывет. Обязательно всплывет.

К.ЛАРИНА: А зачем? Вот, целеполагание объясни мне?

Н.СВАНИДЗЕ: Зачем делается?

К.ЛАРИНА: Я, наивная думала всегда, что человек если защищает докторскую степень, ему это важно для своей личной карьеры, для того, чтобы подтвердить свой профессиональный уровень, да? В конце концов, действительно, уважать себя и заставить уважать себя других. То есть это делается для того, чтобы предъявить миру свои знания, свой профессиональный опыт, говорю я совершенно наивные какие-то, дикие вещи. А, оказывается, совсем не для этого. Что это дает нашим людям?

Н.СВАНИДЗЕ: Это респектабельно.

К.ЛАРИНА: Вот.

Н.СВАНИДЗЕ: Ну, кандидат — это мальчишка, это мы вообще не берем. Это что ты кандидат, что ты вообще никто — это, в общем, так. Кандидаты наук 8 марта за цветами и за вином бегали всегда для девушек. А, вот, доктор — это уже серьезно. Доктор — это уже, значит, очень большой шанс получить профессорское звание. Там, глядишь, где-нибудь себя показал. Если у тебя еще есть рычаги, если есть связи, ты уже можешь заглядываться на Академию наук.

К.ЛАРИНА: Это у нас в стране.

Н.СВАНИДЗЕ: У нас. Это уже вообще серьезно, потому что академик — это небожитель. Даже член-корр. в значительной степени. Академик — это совсем небожитель, это олимпиец, это всё. Все самые бурные волны разбиваются где-то далеко у твоих ног, и тебя никак это все не колышет. Это уже биография. И слава, и честь, и деньги, и все на свете.

…

Н.СВАНИДЗЕ: Нет, на самом деле, если говорить серьезно, я с тобой согласен. Потому что это настолько позор. Мало того, это не просто позор. Ведь, это, ведь, и с материальной частью связано. Это не то, что так просто. Степень дает большую зарплату, значит, ты больше получаешь, значит, ты у кого-то крадешь деньги. Степень — это почет и уважение, то есть фактически ты мистификатор. Ты, действительно, совершил подлог, ты себя выдаешь за другого человека. Ты — неуч, который пальцем о палец не ударил, двух слов не можешь связать, не знаешь предмета, о котором написана диссертация, под которой стоит твоя фамилия, и ты себя выдаешь за крупного ученого, которого, может быть, цитируют, которого приглашают на какие-то конференции. «Вот по мнению Петра Степановича то-то и то-то». Петр Степанович сидит, щеки надувает. А, на самом деле, ноль без палки.

К.ЛАРИНА: А привилегии? Раньше привилегии давались какие-то за такие ученые степени в советское время, да?

Н.СВАНИДЗЕ: Ну, что значит привилегии? Это совершенно другой уровень зарплат.

К.ЛАРИНА: Зарплаты и поликлиника.

Н.СВАНИДЗЕ: Конечно.

К.ЛАРИНА: Сейчас, наверное, нет.

Н.СВАНИДЗЕ: В советские времена, ну, в такие, не в 80-е годы, а в 70-е, особенно в 60-е, доктор наук — 350-400 рублей, это жена могла не работать. Домработница дома, дача, машина, уважаемый человек, можно спокойно умирать, в общем. Уже всё, жизнь, биография сделана.

К.ЛАРИНА: А не кажется ли тебе, что, все-таки, отношение к этому достаточно равнодушное со стороны общества, да и, собственно говоря, самих носителей этих лживых знаний… Просто, прости, закончу мысль. Что у нас реальные знания в нашей стране — они вообще ничего не стоят.

Н.СВАНИДЗЕ: Во-первых, это.

К.ЛАРИНА: Начиная с дипломов, которые продаются в метро.

Н.СВАНИДЗЕ: Здесь 2 составляющих. Огромный уровень неуважения к гуманитарным знаниям вообще. Вообще к гуманитарным знаниям. Потому что носитель гуманитарных знаний, в общем, или он нафиг никому не нужен считается, потому что всё он всё равно врет. Что говорит академик настоящий, что говорит там условный академик Фоменко, да все они — академики! Кто из них правду говорит, кто врет, черт его знает. Когда была твоя Куликовская битва? Да в гробу я ее видал. И никогда не разберешь. Это во-первых.

К гуманитарным наукам никакого уважения нет. А если ты что-то за нее получаешь, значит, ты — проститутка, значит, ты работаешь за деньги, значит, ты говоришь то, что тебе вкладывают в уста, ты врешь как сивый мерин и тоже, опять-таки, на кой ты нужен, никакого уважения к тебе нет. Это с одной стороны.

С другой стороны, действительно, сейчас все это покупается и продается легко. С третьей стороны, если раньше… Вот мы только что говорили, что такое был доктор наук. Теперь доктор наук думает о том, как прокормить семью и ходит в грязных ботинках.

К.ЛАРИНА: Реальный доктор наук.

Н.СВАНИДЗЕ: Реальный доктор наук. Он не занимается академической наукой спокойно, которой мог позволить себе заниматься за хорошие деньги раньше. А теперь он бегает по разным там институтам, там читает, там что-то напишет, здесь что-то опубликует, потому что он думает только о быстрых деньгах, он думает о том, как прокормить семью, потому что сейчас, я повторяю еще раз, не только уважение к гуманитарным особенно наукам, но и статус гуманитарных наук в стране очень низок.

Я знаю, что делается в гуманитарных институтах системы Академии наук. Там нет совершенно молодых людей практически. Там есть старики и всё. Потому что молодые, особенно молодые мужчины, люди, ориентированные на карьеру, на то, чтобы кормить семью, на то, чтобы добиться чего-то в жизни, честолюбивые, они туда не идут — там нечего делать.

К.ЛАРИНА: Нет и потом если уж защищаются, то не здесь, а предпочитают защищаться в иностранных, зарубежных университетах, потому что там хотя бы ты понимаешь, что за этим стоит гарантия честности.

Н.СВАНИДЗЕ: Ксюша, они не просто предпочитают защищаться там, они предпочитают работать там.

Когда прут навстречу через турникет

Мы часто видим безбилетников, пытающихся пройти через турникеты вслед за другими пассажирами. Но до сих пор не видел, чтобы через турникет шли навстречу.

Сегодня вышел из электрички на Савеловском вокзале. Подхожу к турникетам и вижу, что с противоположной стороны зашла женщина. Сначала мне показалось, что она пытается найти билет. «Вот дура», — пронеслось в голове. Сейчас она поймет, что это турникеты на выход, они с той стороны билеты не принимают, и пойдет как все через здание вокзала.

Тем временем подношу свой билет, створки открываются, и женщина устремляется навстречу. Не сразу осознав происходящее, прохожу по инерции меньшую часть пути через турникет, и ближе к середине мы столкнулись.

Трудно сказать, на что она рассчитывала. Во-первых, сдвинуть меня нелегко. Во-вторых, от такой наглости я опешил и моментально решил: ни шагу назад. Логика подоспела чуть позже: непонятно, смог бы я выйти по билету, если бы пропустил ее, и створки закрылись. Еще меня удивило и озадачило бездействие двух охранников, которые не могли не видеть эту сцену.

«Куда вы идете?» — только и смог выдать я. Ее слов я не разобрал, помешало радио в наушниках. Несколько секунд мы пытались пройти друг через друга, и она дала задний ход. «Покупайте билет!» — произнес еще одну фразу на автомате и направился ко входу в метро.

По дороге пытался понять, что же произошло. Не думаю, что там были двусторонние турникеты (кажется, там вот такие). Проверю на следующей неделе.

Добавлено: Проверил. Действительно, одни и те же турникеты пропускают и к поездам, и в город. Люди подходят с обеих сторон, путаются.

Я повел себя как идиот.

Единственное изменение в окружающей обстановке — спрятана надпись «Входа нет» со стороны города. Интересно, как о такой особенности турникетов должны догадываться покидающие вокзал? «Навигация в общественных местах? Не, не слышали.»

← сюда туда →